БУ «Нижневартовская окружная клиническая детская больница» является центром оказания специализированной, в том числе высокотехнологичной, медицинской помощи детям Югры, способным принять на лечение одновременно до 450 пациентов.
Ежегодно здесь проходят лечение более 14 000 детей, выполняется свыше 4000 операций.

Денис Третьяков, 42 года, главный врач БУ «Нижневартовская окружная клиническая детская больница». Окончил Тюменскую государственную медицинскую академию по специальности «педиатрия». Главный внештатный специалист Департамента здравоохранения Тюменской области, участник конкурсов «Лидеры России» и «Буду главным». Имеет высшую квалификационную категорию, стаж работы в медицинских учреждениях 17 лет, в том числе 6 лет в должности заведующего отделением. Кандидат медицинских наук. Выступал на общероссийских и зарубежных медицинских конференциях, занимался преподавательской деятельностью.

После беседы Денис Сергеевич признался, что давно так не общался с журналистами по душам и открыто. Чаще всего, говорит он, специалистам медицинской сферы приходится занимать оборонительную позицию, отчего выглядят они в глазах других людей грубыми, жесткими и лицемерными. «Но никто никогда не задумывается о том, что врачи — такие же обычные люди со своими проблемами, они так же устают, у них есть семьи и дети. Они любят свою профессию и переживают неудачи. Возможность об этом рассказать — очень ценно для нас. Мне кажется, у меня даже крылья выросли…».

«Нижневартовскую окружную клиническую детскую больницу» впервые возглавляет такой молодой руководитель?

Да. Я самый молодой главный врач во всем округе.

Читая Ваш послужной список, Вы – достойная кандидатура.

Я не карьерист и никогда не ставил себе цель — достичь руководящей должности. Просто работал и выполнял свои обязанности. Не оставался равнодушным к каким-то проблемам, а пытался улучшить свою деятельность. Руководство это видело. Сначала мне предложили стать ассистентом кафедры, потом главным детским анестезиологом Тюмени. Я открывал отделение детской реанимации в Тюмени — это один из самых успешных моих проектов. Это был сложный 2015 год, после кризисных 2013-2014 годов. Приходилось самому заниматься стройкой, набирать коллектив, закупать оборудование. Но все получилось. Кстати, многие мои ученики, которые работали в этом отделении, стали заведующими. И я считаю это тоже своей заслугой. Участвовал в конкурсе Тюменской области «Буду главным», дошел до финала. Данные о конкурсантах вносятся в кадровый резерв, откуда и выбирают людей на управленческие посты. Так я сюда и попал.
Вообще, по моей профессиональной судьбе можно судить о целой эпохе. Когда говорят, что все решается где-то там, на верхах, с помощью денег. Нет, у меня не было знаменитых помощников и влиятельных родителей, которые меня продвигали бы. Просто стремился и старался выполнять свое дело хорошо – вот и всё! И не только я, это касается и других моих сверстников, двоюродных братьев, которые добились того, чего хотели.

11 октября будет год, как Вы на должности руководителя БУ «Нижневартовской окружной клинической детской больницы». Влились уже в рабочий режим?

Это не просто больница, которая помогает детям Нижневартовска, это флагманский крейсер, который стоит на страже здравоохранения региона, определяет всю его политику в плане лечения детей. Не буду скрывать, управление такой огромной больницей мне давалось сложно. Плюс наложились периоды — пандемия, ограничения, санкции. Даже самый опытный руководитель не скажет вам, как нужно действовать в этих ситуациях. Нет универсальной поварской книги, где есть рецепт, что и как делать. Да, пришлось вливаться быстро и, скажем так, с колес. Но трудности настолько вырабатывают иммунитет, что мне кажется, я уже ничего не буду бояться в жизни. Тем более я прошел этап, когда открывал реанимацию в кризисный год. Поэтому для меня, как анестезиолога, это привычное дело. Кстати, многие успешные главные врачи — выходцы из анестезиологов. Тот же Проценко Денис — главный врач больницы в Коммунарке, который принял на себя волну пандемии.

Анестезиологи всегда работают в условиях кризиса. У нас есть такая поговорка: «Нет маленьких наркозов». Любая даже самая пустяковая проблема может превратиться в нечто непредсказуемое и невозвратимое. Иногда пациент, который кажется абсолютно бесперспективным, вдруг выживает, и может умереть тот пациент, от которого ты этого не ждешь. Катастрофа может случиться на пустом месте. Идешь в операционную, где ничего не предвещает беды и вдруг раз, — возникает критическая ситуация, на которую нужно отреагировать молниеносно. Так же и в управлении: кризис, паника, никто не знает, что делать, а у анестезиологов хватает нервов, чтобы все взвесить и быстро принять решение. Это люди с особенным складом характера, закаленным. Слабых и малодушных в анестезиологии нет.

• Порой надо отключать чувства?
• Когда говорят: «Мы не принимаем близко к сердцу и не переживаем», анестезиологи лукавят. Это маска. Для любого анестезиолога гибель пациента даже не по его вине – это личная трагедия. Точно так же трагедия — если не смогли поставить венозный катетер, провести интубацию трахеи. Анестезиологи будут переживать и думать об этом. Годы пройдут, пока выработается иммунитет. А пока это маска, они так защищаются. Когда человек обрел иммунитет, он тоже глубоко сочувствует, но при этом его личность не разрушается, он принимает неизбежное, понимает, что в этой ситуации не мог поступить иначе или сделать что-то по-другому.

У Вас 6-летний опыт заведования отделением детской реанимации, а также многолетний опыт работы руководителем детской службой анестезиологии и реанимации всей Тюменской области. Работать в таком отделении, где дети находятся на грани, нужно иметь особую стойкость, стрессоустойчивость… Что помогало отвлечься? Где находили силы?

Будучи не только анестезиологом, врачом-педиатром, но еще и отцом, всегда переживаю за всех детей. Когда у анестезиолога есть дети, он переживает, может быть, даже больше. Трудно сохранять спокойствие и находить силы, особенно когда происходит какая-то катастрофа, и ты понимаешь, почему она произошла и что можно было бы сделать, чтобы ее избежать. Приходишь домой и возникает собственный страх: «А вдруг в моей семье что-то такое произойдет?». И сейчас я озабочен вопросом: «Как избежать многих катастроф, трагедий и несчастных случаев». Когда ребенок погибает на ровном месте. Допустим, на голову упал телевизор. Или ребенок в детском саду подавился шариком и умер. Да, были суды, искали, кто в данной ситуации виноват. Но — виноват шарик, тот, кто бросил этот шарик и тот, кто не научил ребенка не подбирать с пола мелкие детали и брать в рот. Вообще проглатывание инородных предметов: батареек, пуговиц, монеток – самая частая проблема, с которой сегодня поступают дети. Два раза в неделю, как минимум.
Мы, взрослые, сами совершаем такие действия, которые провоцируют возникновение катастрофы.

Невозможно все случаи предусмотреть…

Полное неведение готовит почву для случайностей. Летом в Тюменской области участились случаи выпадения детей из окон. Все дети падали одинаковым образом: облокачивались на москитные сетки. Вопрос: «Кто им это показал?»
У нас в семье не было привычки подходить к окнам и ставить детей на подоконник. Я вообще старался ограничить доступ к окну, чтобы дети не могли туда залезть. На всех окнах у нас замки. Единственное место, где не было замков, на окнах балкона. И вот однажды я иду с дочкой из магазина, а к нам приехал дедушка, он веселый такой машет нам с балкона. Я пытаюсь сделать так, чтобы дочь не заметила его, но она замечает и кричит: «О, дедушка!». Прихожу домой и спрашиваю: «Зачем ты это показал? Как я теперь ее оставлю дома?». Ведь она завтра будет ждать маму с работы, откроет окно, чтобы помахать ей. В этот же день у меня стояли замки и на окнах балкона тоже. Многие вещи мы сами порождаем и не замечаем этого. К примеру, папа накладывает пельмени, наливает уксус в стаканчик, и с аппетитом все это ест. То же самое потом делает ребенок – в итоге ожоги пищевода уксусной эссенцией. Все опасные химикаты и жидкости, которые могут нанести вред, не должны находиться в зоне внимания ребенка.

Медицина — это Ваш выбор, продолжение династии или выбор Ваших родителей?

Я часто сам задаюсь вопросом, что меня вообще сюда привело. Не могу похвастаться глубокими аристократическими корнями великих докторов. Мой выбор не был осознанным.

То есть врачом Вы стали случайно?

Не случайно. Анализируя, понимаю, что это решение было на уровне подсознания. Как молодой человек выбирает супругу похожую на мать (нельзя жениться на человеке, которого ты никогда не знал), то же самое и здесь. Человек выбирает то, с чем он знаком. А у меня дед был пчеловодом. Я часто помогал ему на пасеке. Да и с пчелами работать было более почетно.Можно сказать, что к 10-ому классу я уже приобрел специальность и мог спокойно управляться с пасекой. Так вот пчеловодство и медицина похожи. Хотя бы тем, что и там, и там есть белый халат. Потом — пчелы тоже болеют. И первую эпидемию я встретил среди пчел. И еще: понимал, что в медицине получу колоссальные знания.

Но пчелы же жалятся?

Это мелочи жизни. Проводя аналогию с медицинской сферой, здесь тоже есть горестные поражения, словно маленькие укусы пчел. Но гораздо больше славных побед. 14 тысяч пациентов проходят через нашу больницу и большинство из них благополучно выписываются. Если мы будем бояться укусов, то не будет этих 14 тысяч, которых мы успешно лечим.

Ваш «брак с медициной» счастливый?

Да, если и жалел о чем-то, то это происходило на каких-то эмоциях. Вы же понимаете, что у всех у нас бывает такое состояние, когда выходишь из равновесия, и говоришь, сгоряча: «Да зачем я сюда вообще пришел». Но это просто, чтобы привлечь к себе внимание.

У врача, прикасающегося к ребенку, должны быть теплые руки?

Не только теплые. Мы лечим детей в возрасте от 0 до 18 лет и весом от 400 грамм до 120 кг. Дети бывают настолько хрупкими, что нам нужно быть поистине ювелирами, чтобы попасть маленькой иголочкой в маленькую подключичную вену, которую даже не видно. И здесь каждый миллиметр в ту или иную сторону — уже промах. Рядом — легкое, артерия, крупные сосуды. Говорим: «выхаживаем недоношенных новорожденных детей». Это не значит положить ребенка себе подмышку и выхаживать. Ему вводят лекарство, обеспечивают искусственную вентиляцию легких, а для этого медсестра через тонкую иголочку с руки проводит тонкую ниточку прямо в центральную вену и так, чтобы не поранить, не занести инфекцию. Представляете? Мы иногда маленькую ниточку в игольное ушко не можем вставить, а тут… Не каждый человек вообще из десятков тысяч на это способен. Даже не то, что вынести это психологически, а сделать это тактильно. Когда я работал медбратом в неонатологии, я осваивал венозные линии, потихонечку пинцетом, иногда 2 часа на это уходило, иногда 3. Поэтому руки врача должны быть точными. Плюс нежными, ласковыми и добрыми — дети не терпят грубости и боли. Есть такая статистика: те дети, которые в неонатальном периоде переносили боль, впоследствии трудно вливаются в коллектив, они более закрытые и склонны к употреблению психоактивных веществ. И сегодня мы много времени посвящаем профилактике и лечению именно детской боли. Стараемся делать больницу не больницей, как это требуют санитарные правила, а сделать ее вторым домом, убежищем, чтобы ребенку было комфортно и приятно здесь находиться. Чтобы они поменьше испытывали стресс. У меня всегда в реанимации были разрешены планшеты, ноутбуки и медсестры включали пациентам мультики.

• Врач всегда должен говорить правду? Или ложь во спасение?
• Это философский вопрос и я, наверное, до конца на него не отвечу, но порассуждаю. Представьте, лежит ребенок в реанимации. Врач говорит: «Ваш ребенок в тяжелом состоянии и он умрет сегодня». И вроде бы врач сказал правду, но обрел себе врага в лице родителей, кучу жалоб, звонков в департамент, министерство, СМИ, что их убивают и не помогают. Другая ситуация, когда врач говорит: «Все нормально, но ребенок умирает». И родители в этой ситуации тоже проявят агрессию: «Если бы вы нам сразу сказали, что такой плохой прогноз, мы сделали бы то, другое, третье…». Я был и в той, и в другой ситуации. Убивать надежду у родителей, пытаться доказать, что вы проиграли и мы ничего не сможем сделать — бесполезно. Обманывать родителей и говорить, что все будет хорошо, тоже не очень правильно. Как быть в этой ситуации? К сожалению, универсального рецепта здесь нет. Ответ я не встречал ни в одной книге. Единственное, в приказе сказано, что родителям нужно донести информацию в максимально доступной форме. Сухая фраза из закона, ставит такой огромный философский вопрос в такое огромное значение. Чаще всего говорим: «Мы не знаем, мы сомневаемся, но мы попробуем».

А как относитесь к тому, когда болеют Ваши дети? Как врач или как тревожный родитель?

Я в этом отношении разгильдяй. (Улыбается.) Слава Богу, не было каких-то серьезных заболеваний. В поликлинику мы обращались только за справкой. Педиатр на участке уже знал, что папа — главный детский анестезиолог, а мама – доцент кафедры анестезиологии и реанимации, мол, справятся сами. Так и есть. Дети болели дома, на ходу.

А если не врач, то кем бы Вы могли стать? Думали об этом?

Думал, вторая моя страсть — это информатизация. И если бы я не был врачом, то стал бы информатиком. Но когда поступал, этой специальности не было. В деревне мы вообще не знали, что такое компьютер. Первый компьютер Pentium 286 — что-то среднее между печатной машинкой и старым телевизором — нам достался от родственников. В студенческие годы мы с братом печатали на нем рефераты и тем самым зарабатывали. А сегодня мы живем в эпоху третьей промышленной революции, к нам приближается вторая эра машин.

Управление больницей, лечение, научная деятельность — откуда на все это есть время и силы?

Это уже как часть тебя, сама жизнь. Сегодня мы закладываем фундамент того, что будем делать через 5-10 лет. И я, как капитан флагманского крейсера, должен понимать, где этот крейсер окажется завтра, и какие задачи он будет выполнять. Конечно, есть текущие проблемы, они никуда не денутся, больница успешно справляется с огромным потоком пациентов, у нее хороший коллектив, современное оснащение. Но мы должны понимать, компьютерная эра — это наша перспективная реальность. Сейчас мы работаем над тем, чтобы появилась возможность консультировать пациентов дистанционно. Если ситуация не требует каких-то осязательных манипуляций врача, то хроническому больному не надо будет ехать из другого города сюда, а просто связаться по видеосвязи. Думаю, когда наступит новая эра машин, мы сможем передавать чувствительную информацию на расстоянии и даже проводить осмотры с помощью специальных роботов. Эти технологии могут сыграть огромную роль в развитии здравоохранения.

Какие сегодня операции могут проводить врачи, о которых раньше и подумать не могли?

Синтез науки, техники и сноровки — эндоскопические операции. Они выполняются во всех отраслях: от нейрохирургии, неонатальной хирургии до травматологии. Через прокол с помощью микровидеокамер смотришь и манипулируешь инструментами.
Все чаще и чаще дети требуют таких вмешательств, когда мы забираем кровь, очищаем ее с помощью специального аппарата и вводим обратно. И в этом я тоже вижу развитие последующих технологий. Например, если собрать вместе три машины: аппарат для оксигенации (насыщение крови кислородом), очистки крови и машины, которая бы добавляла лекарство в кровь — инфузомат, то можно получить одну.
В перспективном будущем станет доступной процедура пересадки искусственно выращенных органов. Это одна из новых ветвей, к которой мы придем через несколько десятков лет.

Какие уникальные операции сегодня проводятся в окружной клинической детской больнице?

Каждый день — это маленькая победа. Для врача это может быть обыденная операция, «одна из», а для конкретного человека — уникальная. У нас удаляли огромные опухоли, за которые в ведущих центрах не брались. Недавно один из наших замечательных хирургов удалил врожденную опухоль — тератому у маленького ребенка. Операции на глазах при ретинопатии делаем практически каждый день. Выходили пациента с 70% поражением поверхности кожи при ожоге. Это наша победа. Да, шансов было немного. Но даже в таких ситуациях врач никогда не опускает руки. Пока есть за что цепляться, он будет это делать. Сейчас все дети с тяжелыми ожоговыми поражениями направляются на лечение к нам. Это тоже целая технология и она должна быть сконцентрирована в одном месте. А не так, как на конвейере – здесь пуговицы пришили, а там рукав. На днях поступили специальные кровати для детей с большой площадью поражения кожи от ожогов. Пациент лежит, словно на воздушной подушке, в невесомости. Плотность наполнителя кровати сравнима с плотностью воды, поэтому пациент словно плывет в нем.

У меня есть несколько патентов, связанных с разработкой новых систем по определению тяжести состояния реанимационного пациента. Я сам писал код для научной программы, а один очень талантливый программист, доцент Тюменского университета, написал оболочку программы. У меня есть публикации на эту тему. Это и тема моей докторской диссертации, которую я собираюсь защитить. Программа сыграла колоссальную роль в развитии детского отделения реанимации в Тюмени. Она систематизировала подход врача к лечению пациента. Показывала, на что следует обратить внимание в лечении пациента.
Рождение этой программы – это были личные счеты. Я только начинал работать. Пациентка — маленькая девочка из двойни. Я пришел в палату, посмотрел анализы. Да, ребенок в тяжелом состоянии, но лечится. А я уже тогда интересовался подобными программами, которые делали прогноз пациенту. На сайте французского общества анестезиологов я забиваю в программу данные девочки, и мне выдается прогноз: вероятность летального исхода 99%. Я не поверил и скептически отнесся к этому, мол, машина, что с нее взять. Но через три часа ребенок скончался. Причем, все произошло молниеносно. Тогда это стало моей личной трагедией. Я начал разбираться. Программа сосредоточилась на чем-то таком, чего ни я, ни мои коллеги не заметили. Лечение пациента — это огромный технологический процесс: разные анализы, десятки показаний и каждое показание что-то значит. И конечно, бывает так, что врач что-то упускает из вида. А программа, суммируя данные, позволяет как раз увидеть то, что врач пропустил. Это уже граничит с человеческими возможностями.

Как врач переживает неудачи?

Поломки и аварии случаются везде. И наличие опытного водителя или опытного летчика повышает шансы на удачный исход во время критических ситуаций, но не предупреждает полностью. В любой сфере деятельности, сопряженной с человеческими организмами, всегда будет какой-то процент неудачных, непредвиденных ситуаций и этого очень сложно избежать. Да, чудеса случаются в жизни и в них надо верить. Был случай, ребенок задавился в садике шнурком, и чтобы оказать ему помощь, я заморозил целое отделение. Нужно было использовать гипотермию. Охладить с помощью обычных методик было невозможно, мне пришлось открыть окно, поставить туда конвектомат. Сутки продержали ребенка при низкой температуре, а потом потихоньку согрели и он очнулся. Хотя у него была клиническая смерть на госпитальном этапе. И тут сыграл огромную роль господин Случай. Не будь скорой рядом с садиком или, если бы мы потеряли время, то все закончилось бы иначе.

В конфликте между пациентом и врачом на чьей Вы стороне?

У нас, как и в доброй коммерческой организации, клиент всегда прав, хотя разделяю, что не всегда. Конечно, спорить и доказывать свою правоту человеку, у которого болеет родственник, а тем более ребенок, это бесполезно и даже, наверное, бесчеловечно. Отвечать на конкретное хамство — тоже нет такой задачи. Понятно, что в любой ситуации, если возник конфликт, виноваты двое. Если ты понимаешь, что виноват пациент, а врач сделал все возможное, то, конечно, разговариваешь с пациентом, принимаешь его точку зрения. Идешь на уступки, чтобы человек не ушел, затаив на тебя зло. А врачу говоришь: «Не переживай, не надо обращать внимания, посмотри сколько у тебя славных побед». Врачи тоже обижаются. Всегда нужно находить такое решение, которое устроило бы всех. Мы все люди и наша задача договариваться.
Командная работа в медицине — это не только работа врачей, но и родителей. В медицине нет роботов, там тоже работают люди. Если вы пришли и наорали на врача, то дальше в такой атмосфере работать сложно.

За что сегодня испытываете страхи, за что переживаете?

Мы часто склонны переживать по пустякам. К сожалению, в нашем обществе есть одна очень серьезная проблема, от которой я, как главный врач и как анестезиолог, избавить общество не могу, — это отношения между людьми. Люди стали агрессивно относиться друг к другу. Мы сегодня обсуждаем ошибки врачей, осуждаем их, они на первых полосах в СМИ, но никто никогда не опубликовал статистику, сколько некачественного товара мы получаем, к примеру. Когда я курировал стройку отделения реанимации в Тюмени, мне приходилось постоянно следить за строителями. Они знали, что строят детскую реанимацию, но это им совести не добавляло. И мне приходилось следить, как они покрасили, как они сделали те или иные работы, и сделали ли вообще.
А ведь в такой трансформации общества придется жить нашим детям. Как они сейчас относятся друг к другу в классе, как у них выстраиваются взаимоотношения с обществом. Сегодня родители навязывают ребенку, что он должен обязательно кем-то стать, чего-то достичь, как правило, того, что сами не смогли сделать. И детей постоянно пытаются нагружать, у них нет свободы выбора, на этом фоне возникает эпидемия нарциссизма — когда у них происходит деперсонализация. Все это порождает ряд новых социальных болезней. Порой, некоторые болезни мы не можем классифицировать. Ребенок симулирует судороги так, что ты не отличишь от настоящих. И когда видишь его родителей, понимаешь, еще пара часов и тебя затрясет от них так же. Когда у меня спрашивают: «Почему ребенок так часто болеет?». Но посмотрите, как вы себя ведете, какие у вас взаимоотношения внутри семьи. Чем проблемнее родители, тем тяжелее ребенок. Как правило, трагедия у детей возникает там, где есть трагедия у взрослых.

• А как Вас воспитывали?
• Мне было 12 лет, когда распался Советский Союз. И только сейчас я понимаю, какое это было ужасное время. Родители рассказывали: «Кормим вас обедом и не знаем, будет ли ужин». Тогда мы были предоставлены сами себе: никто не наставлял, не учил и не прививал какие-то ценности. Были другие приоритеты. Сыты, одеты, здоровы — и хорошо. В 90-е годы все так росли. Родителям надо было работать. Конечно, мама следила, сделал ли я уроки. Она работала директором школы и попробуй не сделай. Отец – директор совхоза, он уезжал в 6 утра и возвращался затемно. Я помогал по хозяйству. Меня не наказывали. Хотя я был очень любопытный и было за что. Помню, как-то… Мне 6 лет. Осень, уже шел снег, и я убежал из дома в одной майке, потому что не нравилась курточка, которая слишком шелестела. И представьте, с одной стороны, я мог простудиться, а с другой — вся деревня увидела, что директорский сын бегает в одной майке. Для мамы — это была такая личная оплеуха. Она вытянула меня два раза шнуром от кипятильника. (Улыбается).

Что сегодня делает Вас счастливым человеком?

Всё. Конечно, и я не избежал периода глубоких депрессий. Но сейчас понимаю, что жизнь – не те дни, что прошли, а те, что остались. Сегодня меня радует все. У меня замечательные дети, они хорошо учатся, окончили музыкальную школу, играют на гитаре, участвуют в различных проектах, одна дочь хорошо рисует. У меня замечательная супруга, профессионал своего дела, мы с ней вместе идем этой дорогой. Она не просто спутник жизни, но еще и соратник. Мы вместе с ней начинали в неонаталогии, в роддоме, где занимались реанимацией недоношенных новорожденных детей. Сегодня она учит будущих анестезиологов, которые приедут к нам работать молодыми ординаторами. К моему назначению она отнеслась с пониманием. Мы должны развиваться, расти, а не застаиваться на одном месте. У меня замечательная работа и прекрасный коллектив. Посмотрите в окно – прекрасная погода, красивая осень… Я с детства люблю это время года за эти краски.

Теперь понятен выбор яркого комплекта одежды для нашей встречи…

Кстати, анестезиологов редко увидишь в белом халате. Строгого доктора дети боятся. А когда ты в зеленом халате, к примеру, еще и в желтых носках, в яркой шапочке, кроксах или оранжевых кроссовках, то тебя не воспринимают как доктора.
А вообще, продолжая тему счастья, не какой-то автомобиль с кожаным салоном или трехэтажный особняк приносят счастье, а вот такие обычные дни, когда есть возможность пообщаться с людьми и быть им полезным. Помню, как-то вышел с дежурства, и вдруг понимаю – я не знаю, чем заняться. Супруга на работе, дети у бабушки, что делать? Настолько медицина захватила твою жизнь, что не представляешь себя без нее.

Врач педиатр — это не только врач, но и педагог, психолог и отчасти артист. Он понимает, что надо не только вылечить ребенка, но и успокоить маму, папу и бабушку. Стать на этот период не только тем, кто раздает таблетки, делает уколы, проводит манипуляции, операции, а стать по-настоящему другом этой семьи. Врач, который думает о том, где бы оторвать побольше кусок, как бы здесь бросить пораньше, а там начать попозже, от такого надо стараться держаться подальше.